6 Возвращение памяти Историко-публицистический альманах Выпуск 2

196

ДОКУМЕНТЫ

ВОСПОМИНАНИЯ

СТАРООБРЯДЧЕСКИЙ

РАССКАЗ

О СТАЛИНСКИХ

РЕПРЕССИЯХ

Нш Щ Щ овесть посвящена событиям 1951 года, получившим ВЫ широкую известность как в урало-сибирских старообрядческих поселениях, так и среди населения сталинских лагерей. По лагерным преданиям они были описаны А. И. Солженицыным1. Нам стало впервые известно о них в 1965 г. в Москве со слов охотоведа, ставшего свидетелем этих событий. Позднее в археографических экспедициях мне довелось беседовать с одним из крестьян, арестованных во время этих репрессий. Недавно современный старообрядческий писатель Афанасий Герасимов, также пострадавший в 1951 г., доставил мне издаваемый текст, а также записал по моей просьбе собственные воспоминания об этих событиях.

В конце издаваемого текста традиционной древнерусской тайнописью, «цифровой литореей», зашифровано имя автора. Тайнопись расшифровывается: «Иерон». Это имя сибирского крестьянина Иерона Алексеевича Потанина, ныне покойного, также арестованного во время репрессий 1951 г., но сумевшего совершить побег.

Рассказ Иерона включен в состав первого тома обширнейшего трехтомного произведения, имеющего самоназвание: «История о отцех и пустынножителех, в последнее гонительное

198

ВОСПОМИНАНИЯ

время подвизавшихся в северных краях Руския земли, в пределах Уральской и Сибирской пустыни». На л. 2 об. приведена дата создания этого произведения: «в лето 7471» (1962/1963). Однако это лишь датировка одной из редакций сочинения. Протограф его был создан еще до событий 1951 г., а последние описанные в томе события относятся к концу 1970 — началу 1980 гг.: сочинение продолжало дополняться.

Первый том посвящен подвигам пустынников часовенного согласия старообрядцев, второй — жизнеописаниям пустынниц. Третий том включает описание различных «чудесных событий». Рассказ Иерона Алексеевича, законченный 1 марта 1958 г., составляет 38-ю главу 1-го тома (лл. 90—103 об.).

Трехтомная рукопись является своеобразным патериком пустынножителей Урала и Сибири. Пустынники, составлявшие его, не скрывают, что образцом для них были древние византийские патерики: Египетский (Лимонис) и Азбучный. Несомненно, что они учитывали и традицию старообрядческих писателей Выговского центра и, прежде всего, сочинения Семена Денисова «Виноград Российский» и «История о отцех и стра-дальцех соловецких». Подобно патерикам и «Винограду», «Урало-Сибирский патерик» строится из отдельных глав, каждая из которых посвящена одному пустыннику или примечательному случаю, происшедшему с ним. Но есть и исключения из этого правила. Рассказ Иерона — одно из них.

В центре внимания авторов первого тома находится история наиболее известной и значительной из монашеских общин часовенных — Уральского скита, которым в XVIII в. руководили отец Иов и холоп Максим. Укрываясь от властей, скит этот в XVIII—XX вв. неоднократно менял свое местоположение. И каждый раз пустынники осваивали все более глухие места, зачастую являясь там пионерами земледельческой культуры. Чтобы не привлекать внимания, община пустынножителей не раз разбивалась на несколько самостоятельных частей, и пути дальнейших миграций каждой из них могли быть очень различными. Но в главном ядре общины (а подчас и в некоторых периферийных ее частях) столетиями сохранялась традиция создания собственной письменной истории. Нам довелось впервые столкнуться с этой традицией в середине 1960-х гг., когда были начаты полевые исследования новосибирских археографов. В 1966 г. на юге Западной Сибири, в одном из дочерних скитов этой общины, руководимой отцом Палладием, нами был

Н. Н. Покровский

199

обнаружен и затем введен в научный оборот рукописный сборник, содержащий главное историческое сочинение часовенных. Это было «Родословие часовенного согласия», созданное в 1887 г. на Урале тогдашним главой скита отцом Нифонтом на базе исторических и других сочинений общины XVIII в.2 Урало-Сибирский патерик использует Родословие наряду с многими другими источниками. Среди них сочинения писателей XVIII в. Мирона Галанина, холопа Максима, произведения уральских краеведов XIX — начала XX вв., многочисленные послания и другие сочинения XIX—XX вв., в подавляющем большинстве своем ранее науке не известные. Использованы также дополнения для Родословия, сделанные преемниками отца Нифонта по руководству общиной отцами Саввой и Симеоном. Последний был руководителем общины во время ее разгрома в 1951 г. Патерик, подобно древнерусским житиям святых, часто ссылается на устные рассказы свидетелей описываемых событий. Главное ядро общины Нифонта перебралось с Урала в Сибирь, на реку Чулым еще в 1892 г. Когда в 1917 г. началось «смятение», часть пустынников перебралась в более глухие места Колыванской тайги, а часть уехала на Дальний Восток. Отец Симеон, ставший в 1928 г. вместе с отцом Миной во главе первой из этих частей, вскоре понял необходимость срочной миграции в еще более недоступные места. 3 марта 1929 г. отец Симеон закончил свою редакцию сочинения о конце света, начатого еще отцом Саввой. Достойно удивления, с какой точностью крестьянский писатель, комментируя древнехристианские и древнерусские произведения о «последних временах», определяет основное содержание казарменного социализма «года великого перелома»: «все брашно (продовольствие. — Н. 27.) уже находится так назвать под государственным контролем, и все источники производства продуктов частно запретили, да разве далеко стало, что на торжищи не купиш и не продаш».

21 мая 1936 г. община начала труднейшее переселение на восток, в бассейн Енисея. Оно заняло 4 года и проходило в 4 этапа, каждый по нескольку сотен километров. В пути старательно обходили населенные места, избегая встречи с отрядами НКВД, которые разыскивали беглых зэков. Двое пустынников погибли в пути от голода.

На новом месте разбились на несколько скитов, постепенно вблизи поселилось несколько десятков крестьян-единолич

200

ВОСПОМИНАНИЯ

ников, убегавших от коллективизации. Связи с внешним миром поспешили прервать, лишь изредка, как это было описано А. И. Солженицыным и подтверждено мне моими собеседниками, специально выделенный представитель монашеской общины обменивал на одном из сибирских рынков пушнину на необходимые охотничьи припасы.

Где-то осенью 1950 г. пустынники были обнаружены с самолета, а весной 1951 г., как это описано Иероном, был прислан отряд карателей, который сжег все скиты, крестьянские заимки и арестовал их обитателей. По рассказам очевидцев, в скитах погибли тогда около полутысячи древних книг. Рукопись «Урало-Сибирского патерика» чудом уцелела: скитские жители, согнанные в холодный амбар, сумели закопать ее там под землю; когда все постройки-скита были сожжены, огонь лишь слегка опалил листы закопанной рукописи. Позднее она была найдена и переписана.

5 мая 1951 г. 19 мужчин и 41 женщина, захваченные карателями, были вывезены на плотах в «народное место», по дороге с плотов удалось бежать 2-м мужчинам и 4-м женщинам; по бежавшим стреляли из автоматов. Позднее доарестова-ли еще 14 человек крестьян, затем еще девятерых. Следствие в Красноярске велось немногим более года. По сведениям Иерона, по делу проходило 33 человека, осужденных на разные сроки от 10 до 25 лет. Они содержались в разных лагерях, по нашим сведениям — в Тайшете, на реке Чуне в Иркутской области, в Кожвинском районе Коми АССР; А. И. Солженицын называет Степлаг. Многие старообрядцы-часовенные держали в заключении голодовку, не признавая казенной пищи. В лагерях умерли отец Симеон и мать Маргарита. Остальные были освобождены в декабре 1954 г. Вскоре скитская община была возобновлена на новом месте.

Текст сочинения Иерона Алексеевича о событиях 1951 г. передается нами без изменений и сокращений, лишь в начале этого рассказа опущены две страницы, повествующие о проблемах преемственности руководства общиной после смерти отца Саввы. По просьбе некоторых из арестованных в 1951 г. все географические названия даются в сокращении.

Н. Н. Покровский

Н. Н. Покровский

201

В начале в пределах реки Д... и его притоков в 7447 (1938/39) году первым исследователем и основателем сих мест бысть [...] отец Антоний с некиими из братии, где последи множество населишася обоего пола старцев и стариц и некиих из християн, под покровительством и управлением отца Симеона до раззорения обителей безбожными властьми. Егда в пределах К... выше означенной местности временно проживающим старцем и старицам далее невозможно было пребывать, ввиду притеснения от властей умножения ради стекающагося народа, аще и поткнуша себе кущи для временнаго пребывания. Но егда обретеся место в притоках Д..., тогда подвигошася на переселение в сии места, аще и не во едино время вси, ввиду скуднаго питания сей малоплодной местности, более других холодной северный край, оставляху свои колибы и переселяху-ся в сию малоплодную холодную страну, отдаленную большим расстоянием от мира, в глубокую тайгу, не боящеся глада и смерти, носяще крест пресладкого Исуса. Преселяхуся водным путем весной по открытию воды. В 7448-м году преселися в сии места отец Симеон с некиими из братии и нецыи из стариц. [...]

Тако же [...] пребыша мирно до наступления весны 7459 года, до опустошения и раззорения и обителей сожжения безбожными суровыми безчеловечными властми. Аще и прежде сего с воздуха многое время назираху, а в сие время по земли шествующе явишася послании отряд безбожных варвар, со оружием и палицами, аки на разбойников, жаждуще во един бы час пожрети и истребити всех, но не имеху на се позволения, и невозможно было им всех скоро яти, яко разсеяни бяху, жилищам сокровенным по разным местам укрывающися и стези не имуще к жительству своему, яко мнозех без вожатых невозможно бе обрести. Егда же Божиим попущением приидоша до близу живущих стариц, бывших во известии от них на речке М. Т..., на пути елико кого обретаху мирян, возмогающих пле-няюще, сих емляху с собою в путь, везуще с собою оружие и продукты питания; всех плененых впрягаху аки скота, хотяща и не хотяща, нудяху шествовати с ними, везуще сим потребная и стезю показующе, преди текуще на лыжах, яко зима бе, и уже к концу прихождаше. Сии вельми спешно идуще, в малые дни великое растояние пути проидоша, не чуяху усталости, Богу вмале попустившу пострадати, а врагу сих вооружившу с великим тщанием и скоростию текуще на разорение стада Христова словесных овец.

202

ВОСПОМИНАНИЯ

В нощь на 23 марта 7459 года в среду 4-я недели святаго и великаго поста неожиданно явися християноненавистный полк безбожных варвар к [...] смиреным старицам, многим уже почивающим, яко нощь бе. Сии варвари по указанию своего предводителя во вся проходы раступишася и окружиша, но никто же бе сопротивляяся или бежа куда, но вси смирено пребываху во ужасе от незапнаго нашествия дикообразных во множестве варвар, не смеюще рещи какова-либо слова, мало последи несколько приидоша в чувство, начаша глаголати. По первому требованию от старших отряда было дать им пищи, накормить всех пришедших близ 40-ти человек. Сие сотвориша смиреннии старицы, всех накормиша и напоиша. А место для отдыха они, зверонравнии богохульницы, избраша часовню, где по прибытии сразу же сия красоту обнажиша, святыя книги и иконы попираху и сожигаху; аще и не вси первее, но егда по отъезде вся сожгоша, келий и книги и иконы — разве аще негде Божи-им благоволением осташа или сокровени быша негде. Зде явная мерзость запустения творяшеся от них на месте святе, скверными своими руками всю святыню истребляюще, богохульными словесы и скверными неизглаголанными сквернословии насме-хающеся и табачным дымом всюду обдыхающе, аки пси нена-сытнии сего сосуще никогда же насытишася и аки мотыло смердяще. И прочая наругания и посмеяния неизчетная творя-ху над всеми обычаи християнскими и утварми церковными. Како стерпе милосердый Господь, за таковое беззаконие не казни их, не повеле земли пожрети сих живых! Великое милосердие Божие долготерпит о всем. Стражу поставиша и день и ночь стерегуще, еже бы никто никуда возмог убежати. Зде на Т... сотвориша главное место пребывания. Всех отвсюду кого емляху, сюда привождаху.

Во утрий день 23 марта зело рано пришедше к соседствующим старицам Флине, отстоящим 4 поприща, и сим объявлено было от старших отряда выселиться на Т... При помощи мирян старицы вместе с животными своими были выведены и перевезены человеческою силою вси в главный штаб, а кельи чрез несколько дней все были сожжены. Старицы собрани во едино место под стражу. Главный отряд состоял из 22-х человек, а остальные собрани были люди по дороге. Кои были взяты дальнего разстояния пути, всех пустиша домой, а близуживу-щих крепко надзираху, да не убегнут возвестить прочим тамо

Н. Н. Покровский

203

живущим и скрыются и не обрящут кого из старцев. Сие вель-ми было для них печальным и недопустимым.

Посему крепко всех испытавше и истезавше, ово ласканием, ово страхом, не возмогоша обрести человека, самохотно ведущаго их ко старцем. Тогда сами поидоша и всех пленных с собою ведущи, оставлыпе некую стражу для охраны стариц. Но путь не ведяху, направления не можаху пойти. Сего ради среди пути избираху таковых, кто мог бы их довести. И обретеся таковый человек, глагола им: «Аще и вем ко старцем путь, но не поведу вас, да не буду предателем церкве Христове». В таковем исповедании гнаху его пред собою, биюще без милости палицами, пременяющеся. Прейдоша дне путь, обночеваша.

Во утрии 27 марта в понедельник 5 неделю поста, аще и не хотяще, обретшеся близ стариц Валентины, направления пути ко старцем изменьше, сих миновахом, а ко старицам Валентине внезапно заидохом. Зде зверонравныи отряд безбожных варвар много лютости показа, озлобленый неудачным походом к старцем, многих стариц напугаша, порядки свои поставиша, много наругавшеся над святынею, красоту церковную обнажиша, яко-же в начале сотвориша у стариц на Т..., зде больше показаша озлобления.

Оставлыпе стражу над старицами 28 марта во вторник, поидохом в поиски старцев; вышепомянутый исповедник, пребывая непоколебим во своем исповедании, глаголаше: «Не иду предавать церковь Христову с вами», они ж бияху его палицами без милости, яко взирающе и кричаще, убити глаголюще и всех нас, яко не ведем их, дающе направление на юг итьти и сами следующе сим направлением. Но аще со слезами и не хотяще быти предателями, Богу попустившу обретохомся близ старцев сим направлением.

Егда ж видеша обитания старцев безбожнии, тогда аки зверие дивии устремишася на них, един другаго погоняюще, со оружием на безоружных смиренных старцев наскочиша, ничто же таково чающих; елико обретше, всех взяша под стражу, допытывались старейших: отца Симеона, отца Антония и Александра, личности сих не ведуще. И егда по многом истязании нецыи из братии назвашася сими имены, каковы они требоваху, дабы избежать поисков сих старцев: зане имена сих старцев у них записаны, а личности не знают. Но не возмогоша сих укрыти. Отец Антоний обретеся сам зде взятым (глаголемо на

204

ВОСПОМИНАНИЯ

старине), а о отце Симеоне и Александре уведано бысть от некоих старцев страшливых, яко инамо пребывают на новом месте.

И снова поиски открылись. Обретеся таков человек, страха ради приведе их к дверем келий и не ведеху, что зде есть жилище, понеже в земли вкопавшеся и незримо бысть отнюд. Но по указанию в/дущаго сие укрытие ничто же возбрани, ни поможе укрытися таковое многотрудное созидание и стези не имущее. 1-го апреля в суботу акафистову в вечернее время приидоша зверонравнии во обитель отца Симеона, обнощева-ша, во утрии всех с собою поведоша ко старцем на старину во едино место, где находилось главное их начальство. А келий и всю святыню елико бысть древних святых книг и икон великое множество, все огню предаша (точию непрестольное Евангелие древней крупной печати и бисерныя ризы со святых икон со-драша, с собою взяша), тако же и хлеб и овощи и все продукты питания, ничто же пощадеша.

Прежде сего времени многое нечто было сокрыто в снегу, даже и сами старцы сокрывахуся, а на сие время все изнесше наверх к жилищу принесоша и сами приидоша, аще и боящеся предположительно ожидаху таковаго нашествия, но уже тепло бе и вода нача являтися, но сами старцы еще хотеша воскресение пребыти и посем паки бежати по лесам укрыватися, но не успеша: в сие время приидоша к ним безбожнии и взяша их, Богу тако попустившу. Точию два человека сокрышася из старцев: отец Тимофей и Макарий, не яты быша, а прочие вси из старцев яты быша и выведены на Т... в главное местопребывание безбожнаго отряда, где были веема радостни безбожницы, яко обретше того настоящаго отца Симеона и всех прочих. Тако же и стариц по мале времяни всех во едино место собрав-ше и стрежаху крепко. А келий и всю святыню, книги, иконы и продукты и вещи все огню предаша, надругавшеся над священным местом и святынею. А еще многое безчинные воины женское празнечное одеяние емляху, во своя влагалища наложиша. Животных всех по оскудении снега тоже сюда на Т... во едино место собраша.

Главари безбожнаго отряда были по фамилии Щербин и Валов и обыскатель народа и вещей лютый безбожный тиран Сафронов и словоиспытатель Соколов.

Впоследствии была объявлена от некиих мать Тавифа с сестрами, скрывшимися негде. Поход в поиски сих был немно

Н. Н. Покровский

205

гими из отряда солдат с предводителем Софроновым и Нечаевым. Сей последний поход в поиски сих стариц совершался без нас, точию со старцами: миряне в то время находились на работе плотов по реке Д... Но слышахом от неких, како зве-ронравный безбожный тиран Софронов, кия козни не умысли над смиреными старцы, дабы сказали пребывание стариц и путь к ним и да ведут на место. Старцы не хотяще быти предателями, не хотяху показывати путь к ним, аще нецыи и ведяху путь. Един из старцев дерзновенно изрече: «Аз вем сих стариц, но не иду предати стадо Христово». Сей зверонравный (Софронов. — Н. П.) в ярости бияше первее толстыми палками, потом тонкими прутьями бияше без милости, потом вервию оцепив за тайныя уды влечаше без милости, дабы вел ко старицам (это был отец Израиль) и прочия многа истязания и томления новым исповедником содела, богохульная наругания и срамословия воздух оскверни скверноглаголанием. Сии терпяху о Господе вся находящая на них напасти. Нецыи из старцев не были тако истязуеми, яко ж друзии, несколько усумнешася, видяще тако истязуемых, начаша соглашатися искати, аще точно не все видяху сих стариц, но хождаху семо и овамо, разсмотряюще ради страха, аще и чрез велию скорбь бе обаче хождаху, божиим попущением наидоша на стариц. Старцы просили канвой, чтобы внезапным нашествием не устрашить стариц и моли-ша Софронова не оказывать суроваго обращения. И так тихо помалу-помалу приидаша к келиям и вшедше в ня спокойно. Таковым приходом старицы мало устрашени быша.

По обыскании было объявлено всем собираться и выходить на Т..., где вси собрани уже быша старцы и старицы во едино место. И собравшеся поидоша, не могущих же идти старцы в нартах повезоша. По выходе из келий стариц обычно бысть все предано огню, разве что где возмогоша сокрыти, а на себе мало что возмогоша понести, оставшее все нещадно предаша огню.

И старицы Евгения и Маргарита в сие же время взяты быша и выведены, яко близ живущий со старицей Тавифой. Приход был властей к сим старицам 12 апреля в страстную среду. Четверток отдыхали, в пяток пошли с места, дорогой начевали две ночи, пришли на Т... в Христов день.

И тако вси воедино место собрани быша под стражу, потом избраша некиих и отправиша на реку Д... к миряном на

206

ВОСПОМИНАНИЯ

строение плотов, большая часть людей оставлени быша на месте. Могущий строили плоты и здесь на Т... Приспе праздник Пасхи, всех изгоняху на работу и неволею творяху озлобление. По открытии воды соделаша плоты зде на Т... и на Д... и собравше мало точию не всех, как старцев и стариц. Из старцев осташася два человека: вышепомянутые отец Тимофей и брат Макарий, а из стариц мать Анатолия с пятию послушницами, Божиим изволением покрываеми осташася, в некоей сокровенной келие близ старицы Валентины пребывающих. А прочий вси волею или неволею объявлени быша и изведени из келий 60 человек, из них мужеска пола 19 человек и женска 41 человек. Но потом с пути плавания из того числа убегше мужских два человека и женских четыре. Оставшияся 54 человека были вывезены на плотах на Енисей в народное место. Половина из них были отпущены на свободу как менее значительных по определению безбожных, а другую половину: 13 человек мужских, из них 8 черноризцев и женских 14 человек, из них 12 черноризиц, были под строгой стражей отправлени в Красноярскую внутренную режимную тюрму, за которыми более имелось подозрение от властей, яко предводящии людьми и для них неблагонадежными.

Здесь начались допросы и разследование от рождения и до сего времяни, кто каков и откуда бысть и что имя ему и чесо ради последова на пустынное житие. И из мирян христолюбцев были вывезены, кроме скрывшихся, три семьи и одиночки, всего 14 человек, из них триех удержаша, а оставшии пущены быша на волю. И еще из християн трие из других мест взяты быша в сие же время, и во едино место собрани и вси отправлени быша в тюрму. Христолюбцев 6 человек — сим объявиша - вину яко помоществоваху старцем и старицам.

И по многом разследовании и содержании в тюрме один год и несколько дней сих 33 человека осудиша невинных неправедным судом, всех к лишению свободы и на работы сроком на 25 лет, инии же на 15 и на 10 осуждени быша.

И потом вси быша отправлени по лагерям на работы, не-цыи и в дальныя края, кого куда по имени властели определи-ша. Отец Симеон, отец Антоний и Александр, и еще нецыи из старцев и мирян и мнози из стариц были отправлены в Иркутскую область. В мае месяце 7460 года. А уже 5 августа 7461 года преставися отец Симеон, пребыв в заключении от начала взя

Н. Н. Покровский

207

тия два года и четыре месяца, мало пищи приимаше, в воздержании пребывая. В тюрме варево не приимаше, и в лагерях тоже варево не приимаше, разве когда даваху крупу сам варя-ше. Оскуде здравием, яко и прежде сего здравием некрепок бе, изнеможе телом и впаде в недуг, объят его опухоль, и помалу предаде дух свой Господеви и прият могила неизвесная для нас многострадальное тело его в недра своя, погребен бысть тамо сущими погребатели на указанном месте. Сие мы слышахом чрез писменное сообщение с ним бывшаго некоего сострадаль-ца по лагерю, по имени Ивана, сообщившаго о его кончине сюда родственникам.

С великою слезною скорбию было слушать таковое печальное известие, что мы вси лишихомся таковаго светильника, сияющаго всему миру и всем нам делом и словом, могущаго научити и утешити во всех напастех. Вельми бо разумен и в писании наказан и мудр во всем бяше, и в духовном и в телесном разсуждении несть сему подобнаго. Всех на путь спасения наставляше и поучаше словом и житием. И в сие время невозможно утешитися о лишении возлюбленнаго нашего наставника и учителя, даже солнце светит немило и свет помрачися в очах, не видя и не слыша сладкия глаголы отца Симеона. Но се все не от нас бысть, Богу тако благоизволившу и восхотевшу пояти его к себе в место покойно от скорби на радость, от молвы в тишину, от труда в покой. А нас оставил сиротствовать в юдоли плачевном сего мира безбожнаго. Яко брань бе велика на нас от видимых и невидимых враг наших и всегда находимся во иступлении и желаем спастися, но враг запинает ны и в погибель низводит, и дел добрых не творим, в лености пребываем. Едина чаша всем предстоит, испити ея, смерть, никто же ея не минует, но грешным горька она, и не имущи конца мучение ожидает мя грешнаго. Но молю тя, отце святый, помолися о нас грешных к милостивому создателю Богу нашему, да избавит нас вечнаго мучения. Мы веруем, что ты жив о Господе и слышишь наш лепет, все твои труды и потове незабвены пред Богом. Желаем мощи твои имети зде, но не возмогаем, жестокосердечнии власти не дают. Безбожие водворилось и царствует, и видится веема близко и конец всему этому видимому миру. Все события по писанию предсказывают, и не знаем где укрыться от насилия врагов креста Христова. Помолися о нас, отче святый, дабы Господь еще дал нам место тихо и безмолвно, во еже укрытися.

208

ВОСПОМИНАНИЯ

По раззорении и по освобождении бывшие люди, чада твоя, в сие время разсеяни по лицу земли, а еще нецыи и широким путем поидоша, в погибель ведущим. Но мнози ревну-юще благому житию ищут престанища, аще бы хотя не во едином месте обрести возмогли. Благоволи и не забуди о сих.

Еще обратимся на прежереченная. Весть о кончине отца Симеона, егда бысть пропущена, тогда по нем пропето было и погребение. А еще при отъезде с Д... и выселению властьми всех весной 7459 года 5 мая, выезде на плотах, прежде сего отец Симеон, чрез единаго брата преподаде благословение на исполнение духовных нужд и управление над братиею отцу Тимофею, кроме еже не приимати на исповедь женский пол. И тако малое стадо христово словесных овец осташася в пределах Д... в велицей скорби и плачи и сетовании о лишении своих сподвижников и разрушения пустыннаго пребывания и сожжения до основания всего монастырского стяжания, паче же духовнаго, святых икон и книг. И себе не имуще пристанища, одержими боязнию, бегающе аки елени (зверие — на полях) от места на место, едва помалу в себе пришедше, собрашася вкупе вси, и посудивше о сотворшемся событии весьма печальном и реша: яко не без Божия промысла сицевое сотворися дело, исполнено великаго ужаса и смятения. И аще по Божию изволению се бысть, что нам много скорбети о сем: бысть искушение избранным его, яко злато в горниле, кто каков явится.

И мало утешение обретше, поткнуша себе кущи для пребывания, аще и немалое время ради опасности от воздушных надзирателей преходяще от места на место, носяще крест пре-сладкого Исуса, вся с радостию терпяху, под наставлением и управлением отца Тимофея и матери Анатолии, пребываху в теплых молитвах и мольбах к Богу со слезами о себе и о страждущих отцех и братии, матерей и сестр. Труждающеся в телесных работах, кормящеся от трудов своих, всю печаль свою на Бога возложше, аще той попусти на ны бурю велию сию и скорбь, той же паки силен и укротити ю, и печаль в радость пременити, еже и бысть, по скорби радость велия явися.

По прехождении трех лет и 9 месяц, отнележе взяти быша старцы и старицы и христолюбцы безбожными, излияся милосердие Божие за молитвы всех укрывавшихся и страждущих за

Н. Я. Покровский

209

веру Христову. Идеже быша слезы, тамо радость велия явися в 7463-м году, зимой в декабре месяце вси отпущены быша на свободу восвояси, кто куда изволит поехать невозбранно, и вины не имущи на себе некоеяже, и аки никогда же осуждени быша именоватися. Отец Симеон и мать Маргарита, сии почи-ша о Господе в заключении и в злострадании душа своя пре-давше, яко мученицы венцем победным от Бога венчани будут в день праведнаго суда Божия. А прочий вси оставшийся в живых старцы и старицы и христолюбцы возвратишася. Аще и не вси на первое житие обратишася, но мнози нецыи изволиша пространное житие и широким путем пойдоша, ведущим на погубление. А инии, ревнующе по Бозе, евангельским путем изволиша ходити и на преднее житие сташа, аще и в разсеянии бяху, под наставлением елико возможно отца Антония, яко имущаго на сие благословение прежде от отца Симеона, еже управляти братиею и все духовные нужды исполняти старцев и стариц. И по раззорении невозможно всем пребывати во едином месте, ради предостережения для пред идущаго проживания более безопаснее, изволиша разделитися.

И тако с Божиею помощию пояснихом мало нечто о старцах, и сих другопредатном благословении, начиная от преставления отца Савы, еще в Колыванской тайге жительствовавших с 7438 года, и кончая настоящим временем, 7465 и 66 годом. Какия произошли события и перемены за сие время, гонения и опустошения от безбожных властей, и всех крыющихся — уму не постижно. Но Божиим смотрением и строением еще остаются и пребывают, согласно святаго писания: Не имут бо сконча-тися грады Израилевы до втораго пришествия Христова.

Аще кто уведати хощет родословие и другопредатное сих благословение старцев начиная от Иосифа патриарха, да чтет книгу «Родословную», а сие токмо дополнение ко оной, вкратце пояснихом. Самое нужное уяснить о другопредатном благословении отец наших, како оное и в настоящее время простирается и по сие время не пресякло — поясняется выше приве-деном описанием настоящаго сочинения.

По сем прошу прощения от отец и братии наших за все мои грубыя ошибки, недоразумения и забвения. Истиннолюбно прошу исправить, что излишнее оставить и сократить, и недостаточное восполнить, ибо забвение и недоразумение надо всеми нами хвалится. Да воздадим благодарение о всем и да

210

ВОСПОМИНАНИЯ

речется от нас: Слава отцу и сыну и святому духу и ныне и присно и во веки веком. Аминь.

Написася сие дополнение к книзе «Родословной» в 7466 году, закончена 1 марта. Написано многогрешным и недостойным имени и звания, слагаемо численностию является: десятичное число и пятичное и сотое с седмидесятим и пятьдесятое последи.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛАГ. Т. 3// М., 1990. С. 266.

2 Покровский Н. Н. Новые сведения о крестьянской старообрядческой литературе Урала и Сибири XVIII в. // Труды Отдела древнерусской литературы. Т. 30. Л., 1976. С. 165—180.

Н. Н. Покровский

211

Т. Руслов

РАЗРЕШЕНИЕ СПОРА

ттЩ е говорите мне о Солженицыне! Он представил в ^НЙН качестве типичного лагерника какого-то сермяжного Ивана, не умеющего думать ни о чем, кроме пайки. И это в то время, когда репрессирована была интеллектуальная элита страны, такие люди, как Вавилов, Эфроимсон, Тимофеев-Ресовский, Мандельштам, Заболоцкий...

— Ну, положим, не только элита. Большинство все-таки составляли как раз Иваны.

— Да, конечно, большинство. Но разве они были типичны?

Разговор происходил теплым августовским вечером в уютной гостиной Дома ученых Сибирского отделения АН СССР на импровизированном заседании Координационного совета областного общества «Мемориал», созванном по случаю приезда Асира Семеновича Сандлера, изобретателя узелкового шифра, с помощью которого он буквально на глазах у ничего не подозревавших бдительных стражей и вездесущих стукачей на протяжении всех своих лагерных лет вел дневник. По освобождении он расшифровал эти «записи» и опубликовал прославившую его книгу «Узелки на память». Спорили Асир Семенович и автор этих строк, грудью вставший на защиту Александра Исаевича. Впрочем, спор был вполне дружеским, каким он только и мог быть у самовара, под звяканье чайных ложечек.

212

ВОСПОМИНАНИЯ

— Уж если вы заговорили о типичном, то, конечно, «большинство» здесь ни при чем, надо говорить о мировоззрении, в чем видит Солженицын суть нашего строя. Для него Иван Денисович — это народ, глазами которого он смотрит не только на лагерь (или, как вы говорите: на пайку), а на все-все. И от его имени произносит приговор...

— Вот-вот — «все-все»... Лагерь — слишком большое явление, чтобы свести его к одному какому-то типу. Да и рано еще типизировать, нужны не вымыслы, а факты. Надо просто добросовестно описывать то, чему мы были свидетели, и не мудрствовать, не обобщать. Как Глеб Успенский. А Толстых среди нас нет. И напрасно Солженицын...

— А я как раз поставил бы Солженицына рядом с Толстым и Достоевским. Да и о чем спорим? Литература обобщает, типизирует всегда. И Толстые и Успенские. А уж у кого что получится — это зависит от уровня таланта, да еще от степени его соответствия уровню притязаний. Но главное — талант.

— Талант — да, конечно. Но только не обобщение! Обобщать — это дело критиков. А дело писателя — описать вот этого конкретного человека. И чтобы читатель увидел его как живого... Вот я вам расскажу. Такая... картинка с натуры.

Представьте себе: август 1950 года, срединная Колыма, +30 градусов в тени (зимой-то здесь и -50 и -55 градусов не предел). Бригада БУРа. Перекур. Несколько человек пристают к молодому — 22-23 года — туркмену: «Станцуй, Мамед, сбацай!» Кто-то подкатывает пустую бочку из-под бензина и, взобравшись на нее, выбивает ногами барабанную дробь. Мамед — обнаженный, худой, мускулистый торс, тонкая талия, вся фигура легкая, стройная, на голове красная повязка наподобие тюрбана — подходит к барабанщику и начинает выбивать руками новый ритм. Барабанщик после нескольких неудачных попыток наконец перенимает его, удовлетворенный Мамед произносит: «Танец Ахун-Бабая», — и начинается Танец. С большой буквы! Танец-поэма, танец-сказ. Самое удивительное, что зрители, не имея никакого хореографического образования, слова такого — хореография — не знающие, все понимают.

...Очень-очень давно. Ахун был тогда молод и силен, жил в горах, имел стадо курдючных овец (танец показал — мы увидели — овцы были не простые, а именно курдючные). Он взял себе в жены молоденькую девушку, красавицу (Мамед сделал какое-то неуловимое движение, и мы увидели ее: красавица,

Т. Русяов

213

чем-то похожая на Мамеда). Шло время. Ахун трудился от зари до зари, стадо его приумножалось. Приезжали покупатели, небольшую часть овец он продавал им. Жил не богато, но и не бедно. Но по аулу вдруг пошла весть: приезжают из города люди, отнимают у жителей скот, отнимают лошадей и отдают тем, кто ничего не имеет и работать не хочет. У Ахуна тоже отняли овец. Он сопротивлялся, кинулся за ружьем, но ружье отняли, самого его связали и отправили в город, в тюрьму. А из тюрьмы повезли далеко-далеко, за горы, за равнины, за моря и реки... Что-то изменилось в танце, и мы увидели Ахуна в лагере, на лесоповале. И как течет и течет время, и бессчетное число раз всходит и заходит солнце... У Ахуна выросла борода, он состарился, превратился в Ахун-Бабая. Но старший сын его не мог смириться с несправедливостью и поехал в самый большой город к самому большому человеку. Мы увидели хана, который, однако, не возлежит на подушках, а прохаживается по кабинету в мягких кавказских сапогах (на плечах большие погоны), курит трубку и дает указания — много-много указаний. Никто не смеет ничего возразить, все только низко кланяются и, пятясь, уходят. Сыну Ахун-Бабая удалось встретиться с самым большим человеком. Тот выслушал его и отрицательно крутнул головой: «Нет!» И показал кулак: «Твой отец — кулак». Сын возмутился и сказал большому человеку, что он не прав. И тот выгнал сына Ахун-Бабая. Когда же он, возвращаясь, садился в поезд, его схватили, и — он поехал уже на другом поезде. Непостижимым образом мы увидели знакомые всем нам детали дальнего этапа, его ни с чем не сравнимые ситуации... И вот уже сын за колючей проволокой встречается с отцом и выслушивает его рассказ о пережитом.

Собственно, эта сцена и была «танцем Ахун-Бабая», давшим ими всему балету. Последний эпизод в нем изображал будущую смерть Сталина (дело, напоминаю, происходит летом 50-го года). Как он все угадал! Как гроб вносят в Мавзолей, отодвигают Ленина и рядом кладут Сталина, как плачет народ, все плачут. (Все это в восточном колорите: этакий «шахсей-вахсей», очищение от грехов, люди бьют себя кулаками и цепями по голове). Но вот люди поднимают головы, тюрьмы раскрываются, и оттуда выходят Ахун-Бабай с сыном. Но оба уже старики... И Мамед застыл с поднятым кулаком. А другая рука — распахивает дверь... Вот так. Выдумать такое никто не может. И я тоже...

214

ВОСПОМИНАНИЯ

Все молчали. Асир Семенович скромно помешивал ложечкой остывший чай. Но я все же не утерпел:

— А ведь вы этой новеллой опровергли самого себя.

_ ?

— Очень просто. Вы описали великолепное художественное произведение неведомого нам танцора, а вовсе не документальный рассказ. И оказалось, что это художественное произведение выразило суть происходящего в стране точнее и полнее любого документа!

Асир Семенович был, кажется, готов уже признать свое поражение, но вдруг засмеялся:

— Все так, но в моем-то рассказе ни грамма вымысла нет. Я воспроизвел этот эпизод с документальной точностью.

— Э, знаете, любой поэт уверит вас, что он не сочиняет свои стихи, а лишь *с документальной точностью» записывает то, что ему нашептывает Муза.

Но тут течение сггора нарушил В. С, бывший морской волк:

— Не слышали ли вы подробности события, о котором мне давно рассказал один моряк: в порт Ванино из США шел транспорт с заключенными в трюмах (1947 года, бывшие пленные). Условия содержания их были нечеловеческие; вспыхнуло восстание, заключенные стали штурмовать люки. Военный помощник успел расчехлить счетверенные эрликоны (крупнокалиберные зенитные пулеметы) и открыл огонь по повстанцам. Люки задраили, но заключенные стали таранить переборки. Тогда командование включило пожаротушение. Заключенных фактически сварили живьем. Командир корабля получил за эту операцию орден Ленина.

Асир Семенович давно уже перестал помешивать чай, но ответил не сразу, с неохотой:

— Факт этот был широко известен, но подробностей я не знаю.

Расходились молча.

Т. Русяоб

215

ВЗГЛЯД ИЗ 1937-го: СУДЬБА ХУДОЖНИКА

(Из семейной хроники

Надежды Владимировны Сперанской)

^|С1 тот курчавый юноша с широко поставленными светло-^К5м карими глазами и узким подбородком появился на Бармелеевой улице у моего брата Андрея. Оба они после окончания семилетки поступили в художественно-промышленный техникум при Академии художеств. Андрей был восхищен и увлечен Марком Чаусовским как необыкновенным фантазером. «Представь себе, — говорил Андрей, — он берет спичечный коробок и рассказывает о характере его владельца подробно, будто знал его лично: как коробок измят или надломан, как исчирканы у него бока...» Со второго курса, когда техникум принял в основном промышленное направление, — это было в конце 20-х годов — Марк оставил его и стал оформителем выставок и музейных экспозиций. Я относилась к нему снисходительно: он был моложе меня на три года, у меня была дочка, и вообще я была взрослой, а он — мальчиком.

Я не знала меры его преданности, настойчивости, целеустремленности. В 1932 году он досрочно и добровольно пошел в Красную Армию и служил в Кингисеппе. Однако через год был освобожден по болезни — уже тогда давала себя знать язва желудка. После военного госпиталя, где он лежал на обследовании, Марк вернулся к своей жизни «свободного художника». Он стал моим спутником, терпеливым и веселым, постоянным участником моих походов и поездок.

216

ВОСПОМИНАНИЯ

Готовясь к поступлению в техникум (туда был экзамен по рисунку), Андрей занимался с художником Николаем Николаевичем Черновым, членом общества индивидуалистов. Впоследствии с ним стал заниматься и Марк. Он считал Чернова замечательным живописцем и внимательно прислушивался к его замечаниям, хотя часто они жестоко спорили.

Мы жили в разных концах: Марк с сестрой Шурой — в Басковом переулке, а мы с мамой — в Максимилиановском. (Сколько раз мерили мы шагами в «белые» или морозные ночи это расстояние!)

И вот Марк отправляется в Детское Село (так оно тогда называлось) и преспокойно идет от дома к дому, спрашивая: кто тут меняет на Ленинград? Люди не удивляются. Указывают ему тех, кто меняется. Марк вступает в переговоры, идет дальше. Только в одном месте он дал осечку — попал в детский дом. Так он дошел до Пролетарской ул. № 2. Здесь произошли очень длительные переговоры, которые закончились тем, что Марк (совершенно неизвестно как) склонил администрацию консерватории выпустить две семьи, проживающие в трех комнатах с кухней, в мою комнату. Так мы очутились в отдельной квартире, в центре города. На следующий год я перевелась в местную школу.

Еще до начала 1936 года Марк начал читать о Пушкине, перечитывать самого Пушкина — самозабвенно, как все, что он делал. Прочел Вересаева «Пушкин в жизни». Много ходил по паркам, по пушкинским местам. И задумал писать портрет Пушкина. Достал портреты, какие можно было, но они его не удовлетворяли. Раздобыл гипсовую маску поэта. Рисовал ее много раз, пока из мертвого лица не проступило живое, скорбное. Только когда «набил себе руку» — принялся за холст, за масло.

Мы постоянно переписывались с моим отцом. Мы писали ему обо всех семейных происшествиях, о замыслах Марка. Чаще — я, он — реже, но серьезнее, подробнее, глубже. Отец хранил эти письма и неожиданно прислал нам сделанные из них выписки под названием «История одного портрета». Я хранила эту книгу пуще зеницы ока все годы эвакуации. Положила ее в основу «Семейной хроники». А теперь она составляет часть книги о Марке, так как он живет в своих письмах к отцу и ко мне «оттуда».

Н. В. Сперанская

Н. В. Сперанская

217

ИСТОРИЯ ОДНОГО ПОРТРЕТА

МАРК. 9/V 1936 г. ...Сейчас очень много работаю над портретом Пушкина. Работаю впервые над образом в настоящем смысле этого слова.

НАДЯ. 14/V 1936 г. ...Марк, после серьезного опыта автопортрета, приступил к исполнению холста, который он сможет реализовать и положить этим начало своему настоящему профессиональному заработку, чтобы затем продолжать работать в этом же направлении. Так он сейчас работает над портретом Пушкина. Он проработал много биографического материала для уяснения образа Пушкина и изображает его в последние годы жизни. Это — образ человека, измученного интригами, двором, пошлостью и жестокостью, политическим режимом, но человека не сломленного, не сдавшегося; несмотря на боль — полного громадной жизненной силы.

В первом эскизе Марк не вполне добился выражения этого образа. Пушкин получился каким-то отошедшим от мира, ушедшим в себя. Но второй рисунок головы, законченный уже, — по-моему, вполне осуществляет замысел. Пришлось добиваться в музее разрешения сфотографировать кресло Пушкина. Это была целая эпопея. Мы сняли кресло с разных точек, но Марку хотелось сняться в нем самому, чтобы лучше уяснить себе потом положение фигуры. Садиться в кресло не разрешалось, так что мы должны были выждать, пока уборщица уйдет на минуту в соседнюю комнату, и Марк сел в кресло только на самый момент «нажатия» в той позе, в какой он хочет изобразить Пушкина. Посылаем тебе этот снимок. Но лицо Марка на нем изображает только напряженное опасение, как бы нам не помешали, да угрозу мне — чтобы я, несмотря на это, не уменьшила выдержки.

МАРК. 19/V 1936 г. ...Надя мне прочла из своего письма к Вам о своем отношении к Академии художеств. Должен сказать, что согласен и не согласен с ней. Мне кажется, что она переоценивает и мои способности, и возможности. Меня сначала это смущало, а теперь к этому привык, памятуя, что в этом случае Надя ошибается.

На днях я познакомился с художником И. В. Стребловым. Лет 30 тому назад он окончил Академию. Ученик Репина и Левитана. Был у меня. Отнес меня к категории таких работающих над собой художников, которым Академия ничего не даст,

218

ВОСПОМИНАНИЯ

а отнять — сможет. В его высказываниях сквозила мысль, чтобы я к себе учителей не подпускал, а шел бы сам. С этим я не согласен. Мне нужен руководитель, которому я мог бы доверять на все 100. Если же не на сто, то почти. Есть такой, но этот человек скульптор, а не живописец. И у него много можно взять, но он очень загружен работой и все время находится в Москве, хотя постоянное его жительство в Ленинграде. Окончательно я еще не укрепился в своем намерении поступать в Академию художеств. Мои сомнения объясняются тем, что, кроме отрицательного, в ней есть много положительного. Постоянная работа над натурой, обеспечение живописными материалами, многочасовой рисуночный режим, — все это очень важно для всякого художника. Всем остальным Академия меня не прельщает.

Сейчас работаю над кистями рук портрета Пушкина. Добиваюсь такого положения кистей рук, чтобы их «мимика» максимально совпадала с выражением лица... Пушкина я сплю и вижу. Бог ты мой, до чего его искажали, словно правды боялись!

НАДЯ. 25/V 1936 г. ...У Ладки занятия еще до 1/VI. Теперь все свободное время рыщет по паркам, собирает цветы, или играет в садике. Начала заниматься с бабушкой ботаникой.

У нас в саду красота неописуемая.

В огородике взошла редиска. Скоро будем рассаживать астры. Для нескольких клумб надо будет купить рассаду.

Ко мне приезжают иногда ребята из моего класса. Часто бывает один мой любимец, Юрка Петров. Он приезжает почитать «Илиаду», понаблюдать за муравьями и попрыгать с парашютной вышки.

Невероятно хороши эти ребята 15—16 лет! Если заслужить их доверие — можно сделать из них что угодно. Недавно в школе был вечер чтецов Пушкина. Ребята сами выбирали по своему вкусу, кому что читать. Чтецов было очень много, а число слушателей-ребят превзошло все наши ожидания. Это было внутришкольное мероприятие, устроенное преподавателями литературы. Я была приглашена в качестве жюри. Получила громадное удовольствие. Репертуар был разнообразнейший и иногда весьма неожиданный. После «Вступления к Руслану и Людмиле», «Зимнего утра», и т. д. вдруг два мальца 6-го класса выступили с отрывком из «Фауста». Еще до вечера я спрашивала у их преподавательницы — зачем давать ребятам

Я. В. Сперанская

219

читать такую вещь, но она мне ответила, что они настояли именно на этом отрывке, что он им страшно понравился, что они категорически отказались от чего-либо иного. Читали они вдвоем, 14-летние сопляки. Против моего ожидания, прекрасно справились; Фауст был слабее, зато Мефистофель (хотя неправильные логические ударения в некоторых местах явно указывали на непонимание им смысла некоторых строк) прекрасно дал почувствовать коварство и злорадство «нечистого». Откуда это у них — не могу понять.

Ребята старших классов читали главным образом из «Евгения Онегина»: письмо Татьяны, письмо Онегина, их объяснение и др.

Но самым замечательным был последний. О нем стоит сказать.

Паша Цыганков, 16-ти лет, ученик 8-го класса (не моего — параллельного), сын нашей школьной уборщицы. Живет в невероятных условиях, в дворницкой, где нет ни одного стула, а многочисленная семья сидит вокруг стола на кровати и подоконнике. Зарабатывает пилкой и ноской дров жильцам. Худющий, маленький, остроносый, совершенно белобрысый (что не вяжется с его фамилией). Физик считает его тупицей. По истории и литературе это — блестящий ученик. Много читает, далеко выходя за пределы школьных заданий, сам пишет стихи и страстно любит поэзию. Он выступил на вечере последним с отрывком из 6-ой главы «Евгения Онегина». Читал просто — говорил, ритмично и хорошо, осмысленно. Конец вечера, ночь после бала у Лариных, характеристика Зарецкого, вызов на дуэль, последний вечер Ленского у Лариных, дуэль... Он говорил перед немым классом не очень громко, как бы для себя. И вдруг мы поняли, что он действительно говорит для себя. Строка тянула строку, он плыл, плыл по их воле, забыв все, отдавался упоительному течению пушкинского ямба, улыбался, заложив руки за спину, откинув голову. Он дочитал до конца главы.

Аудитория требовала присуждения ему первой премии. Мы долго совещались, и пришлось присудить 2 первых премии, 3 вторых и 6 третьих. И то с очень тщательным отбором. (Премии — книжки классиков.) Я написала об этом подробно, так как этот вечер произвел на меня большое, очень радостное впечатление. Ребята научились любить Пушкина, они изучают его не по-школьному, а по-живому, с радостью и с теплотой.

Я очень жалела, что Марка не было на этом вечере. Не помню — почему-то он не мог прийти.

220

ВОСПОМИНАНИЯ

НАДЯ. 8 сентября 1936 г. ...Сегодня мы едем на лекцию Пумпянского «Пушкин и его эпоха». Это — изумительный лектор, и мы предвкушаем колоссальное наслаждение.

НАДЯ. 31 сентября 1936 г. ...Марк подыскивает работу к праздникам, она должна обеспечить мне зимнее пальто. Дома же все время работает то над Пушкиным, то сделал в парке несколько этюдов, уж больно хороши наши осенние парки. Вчера Марк пригласил к себе проф. А Р. Когана, историка литературы, большого знатока Пушкина и его эпохи. Он живет в Пушкине. Марк пригласил его, чтобы показать ему своего Пушкина и выслушать его мнение по поводу композиции, замысла, так как колоритно портрет еще не закончен. Коган входит в комиссию по подготовке к Пушкинскому юбилею и в курсе всех готовящихся к этому сроку работ. Работой Марка он был чрезвычайно заинтересован. Пробыл у нас долго, детально анализировал не только замысел и работу в целом, но и буквально каждую деталь. Сказал, что это подлинно художественное произведение. Сравнил эту вещь с крупнейшими портретами Пушкина и характеризовал все так: портрет работы Тропинина — условно-поэтический; Кипренского — парадно-декоративный; Петрова-Водкина — призрачный; а этот — реальный. (Петров-Водкин изобразил Пушкина в кафе за столиком с Андреем Белым, читающим ему свои стихи. Этот портрет был послан на выставку в Америку и сейчас едет в Ленинград на выставку всех работ Петрова-Водкина.) На прощание сказал, что не ожидал от современного искусства такого произведения. Это, конечно, порадовало меня и Марка. Марк ведь совершенно лишен постороннего мнения, критерия, указания — кроме своих собственных домыслов, и такая энергичная (и исключительно авторитетная) поддержка очень ободрила его.

НАДЯ. 20 ноября 1936 г. ...Сейчас Марк целыми днями работает над Пушкиным, устроил у себя в комнате вдоль стены большой занавес, за которым прячет все свои холсты, там же стоит и «Пушкин». Марк очень доволен этим приспособлением, т. к. холсты предохраняются от пыли. Дневного света хватает от 10-ти до 4-х, и он работает до 8—9 вечера уже при электричестве. Так как работает все время сидя, то вечером гоню его прогуляться, если не слишком устала — иду и сама с ним. Погода у нас хорошая, свежая и сухая. Ладка моя цветет, очень упитанная девочка и отличается редкостным, жутким даже, аппетитом.

Я. В. Сперанская

221

НАДЯ. 2 марта 1937 г. ...Вчера удалось, наконец, добиться хорошего отпечатка с пушкинского портрета. Раздобыли панхроматические пластинки, светофильтр, сами смастерили зеленое стекло, экспериментировали, возились, и результаты получились вполне хорошие, этот снимок передает и характер портрета, и соотношение цвета.

В масле над этим портретом Марк работал с 29/V 36 г. по 31/1 37 г., кроме того был ряд подготовительных рисунков, изучение пушкинской иконографии, описаний его внешности современниками, чтение самого Пушкина.

Когда работа была окончена, все посоветовали выставить ее на открывающейся в середине февраля Пушкинской выставке.

Однако это оказалось не так легко. На пути к выставке непреодолимым препятствием встали 25 километров, отделяющие нас от Ленинграда. Холст велик и заключен в тяжелую раму, так что везти его в город невозможно. Надо, чтобы какой-либо эксперт приехал на место и дал заключение относительно возможности принять эту вещь на выставку.

Марк обратился в литературный музей узнать, от кого зависит прием вещей на выставку. Там ему любезно ответили, что от них, что это их прямая обязанность, что они в ближайшие дни пришлют специалиста посмотреть работу Марка.

Прошло несколько «ближайших дней». Марк вежливо напомнил о себе. Ему назвали точно число месяца (с 9/II по 11/II), когда у него будет эксперт. 13/П он обратился в Эрмитаж к руководителю Пушкинской выставки, но тот сказал, что выставка на днях уже откроется, что они заняты по горло, нет ни свободных людей, ни машин, и они сделать ничего не могут. Марк пошел в Ленинградский Комитет по делам искусств и поговорил с зав. изобразительным отделом Матусовым, тот обещал в ближайшие дни поговорить с людьми и прислать кого-нибудь.

Через несколько дней Марк напомнил ему о себе по телефону, и тот сказал, что «да-да, я прошу Радлова (председателя Лен. отд. Союза художников) заехать к Вам».

23/П Пушкинская выставка открылась, и Марк, совершенно не переносящий подобных разговоров, хлопот, просьб, напоминаний — заявил, что больше ничего не в состоянии предпринять.

Я пошла к проф. Когану (он живет недалеко от нас и все время с интересом и доброжелательно следил за работой Мар

222

ВОСПОМИНАНИЯ

ка), и, рассказав ему всю эту гнусную канитель, попросила совета, как быть дальше. Он зашел к нам в тот же день вечером и дал Марку письмо к своему большому другу, культпропу Эрмитажа Черешкову, который, не будучи сам особенно важной шишкой, досконально знает всю эту выставочную механику, всех людей, все инстанции. (Перед открытием выставки Коган был в отъезде и теперь сам не мог как-либо существенно помочь Марку.) Мы вместе поехали к Черешкову, который оказался милейшим человеком и действительно дал нам массу важных сведений и советов. Прежде всего — советский отдел выставки «Пушкин в современной живописи» настолько слаб, что правительственная комиссия, принимавшая выставку, постановила отдел все время усиливать в случае нахождения хороших работ. Выставку мы в тот же день осмотрели, современная живопись устрашающа. Все сколько-нибудь ценное находится в Москве.

Затем Черешков посоветовал Марку обратиться непосредственно к Радлову как к члену правительственной комиссии и председателю Союза художников. В случае же задержки с этой стороны, — к культпропу горкома, высшей инстанции в Ленинграде по подобным делам. (Обрати внимание, все это только для того, чтобы государственные учреждения, заинтересованные в выявлении сколько-нибудь ценных художественных произведений, изволили взглянуть на некую новую работу, хотя бы для того, чтобы забраковать ее.) От Черешкова мы поехали на открытие выставки художника Кибрика, приглашенные туда автором, симпатичнейшим человеком и хорошим художником, последняя его работа — иллюстрации к «Кола Брюньон», сейчас иллюстрирует Уленшпигеля. Кибрик — личный друг Радло-ва, вернее — приятель его и постоянный партнер по шахматам, и от него мы узнали, что Радлов в доме отдыха и вернется только 5/Ш (а это было 25/П), но заменить его может ответственный секретарь Союза художников — Круглов. На следующий день поехал к Круглову. Точно те же заверения «поговорить с людьми и прислать кого-нибудь».

После этого Марк просидел три дня дома, в течение которых мы корпели над получением хорошего снимка, чего и добились.

Сегодня Марк, захватив снимки, понесся снова в город, чтобы зайти сначала к Кибрику и узнать, на что можно рас

Я. В. Сперанская

223

считывать со стороны Союза художников. Кибрик видел «Пушкина» Марка и, кажется, одобрительно к нему отнесся.

Ну, тебе, наверное, надоело это бесконечное дело, и я кончаю о нем. Но, предвидя впереди еще много перипетий, я рассказываю тебе и об этих первоначальных шагах.

Когда Марк показал снимок в выставочной комиссии — ему обещали прислать машину за холстом сегодня, без всякой предварительной экспертизы. Ждем.

МАРК. 12/Ш 1937 г. ...Вам Надя писала о моей работе над Пушкиным. Мне как-то странновато говорить о работе над ним в прошедшем времени. Больше к этому холсту я возвращаться не собираюсь.

Все усилия были направлены только на то, чтобы выявить (психологически) лик Пушкина в конкретно представляемых времени и обстановке... Было немало возможностей пользоваться эффектами цвета и рисунка... Только в работе, к которой предъявляешь большие требования, видишь подчиненность формы содержанию... Нужно очень много мучиться, чтобы по-настоящему это понять. Думаю, что тут не только важно понимать, но и иметь чувство реальности.

Трудности были всяческие... Пушкин — личность исторически существовавшая, а, стало быть, для нас и реальная. Прибегать в работе над его образом к иконографии нельзя. Он там лжив. Маска его — большущая помощь в работе. Последний период его жизни (в возрасте около 37 лет) дает возможность ориентироваться на маску, трактуя его образ. (26-летний Пушкин Тропинина и Кипренского резко расходятся с маской Пушкина, учитывая даже 10-летнюю разницу.) Почему-то уверен, что синтетический портрет, лишенный крайней конкретности (чтобы-де, мол, не впасть в «узкую конкретность»), — не синтетический, а абстрактный. Хотелось довести его до максимального «момента» (вернее — «кратчайшего состояния»). Теперь, может быть, можно судить о верности характеристики, которую дал «моменту». Длительность работы над одной вещью имеет свои плюсы и минусы.

Слишком сливаешься с образом и перестаешь «отрицать» его для того, чтобы отойти и с другой точки зрения посмотреть на него... Теряешь «объективное расстояние», как говорят умные люди. Но сживаешься с ним в такой мере, что вряд ли допустишь лишнее или несвойственное (со своей точки зрения).

224

ВОСПОМИНАНИЯ

Рассчитывать на успех в такой трактовке не решаюсь. К Пушкину привыкли по портретам Кипренских.

Надя Вам писала, что сегодня, 12/Ш у меня будет смотреть работу пред. Лен. Союза художников Н. Радлов. Вы его, наверное, знаете по его карикатурам. Он был профессором Академии художеств до последнего времени. Ананий его слишком хорошо знает, так как долгое время был его учеником в Ак[адемии] Х[удожест]в. Он до того точно копирует радлов-скую манеру разговора, движения, жестикуляцию, что диву даешься... Когда Радлов стал говорить о работе, то, несмотря на важность для меня его высказываний, я едва сдержался, чтобы не расхохотаться... точно Радлов Ананию подражал. Как художника я Радлова не ценю. Он — не художник, но очень сильный эрудит в области искусства. И в области теории искусства делает такие ляпсусы подчас, что диву даешься... Срывы у него большие...

Сам он — автор портрета Пушкина... Снимок с его работы напечатан в «Резце» (кажется), в пушкинском юбилейном номере.

Первое, на что обратил внимание — это на волосы... «Не слишком ли светлыми Вы их написали?»... Похвалил руки... «Халат, знаете, слишком напоминает пижаму... Почему Вы ему не сделали обшлагов?» На это я ему сказал, что, кроме обшлагов, не сделал ему многое: не написал борт халата синего шелка, знаменитого пушкинского кольца-перстня, не написал и многое другое, что действительно имело к нему отношение... Затем он подчеркнул, что по рисунку голова «крепко, правильно, уверенно» написана.

После такой детальной критики он прозрачно распространялся «о привычке видеть Пушкина», как бы шутя заметил, что к портретам Пушкина теперь стали подходить, как к портретам вождей, что такая трактовка может вызвать, и скорее всего вызовет, недоумение пушкинистов, от которых зависит, в конечном счете, отношение к портрету... Сам же он подвел такой итог: большая работа над образом, уверенная техника (местами — очень интересная). Ну, я, кажется, расхвастался устами Радлова...

13/Ш у меня были и другие знакомые художники. Критика их была либо огульно похвальная, либо с незначительными замечаниями.

Н. В. Сперанская

225

Из пушкинистов только Л. Р. Коган знает эту работу и следил за ней от начала до конца. Он — мой сосед. Считает, что это — «единственно реальный портрет Пушкина из всех известных ему старых и новых портретов».

Как видите, меня не только ругали и хвалили, но и перехвалили. Этого я не хотел бы и вовсе... Настоящей критики, по-моему, не было.

Пришло письмо с просьбой, чтобы я дал свой портрет на выставку пушкинского Общества. Звонил Радлову. Советует дать, так как эрмитажная выставка уже «остационарилась» (полтора месяца, как она уже экспонирована). Открылась она 23/П 37 г. Ученый секретарь 0[бщест]ва просил приложить усилия, чтобы привезти холст на выставку. Говорил с ним неудачно: в выходной день по телефону. Нужную мне сотрудницу не застал, на эту сотрудницу он возложил доставку работы на выставку. Вот и все.

В своей работе я сам вижу очень много недостатков. Мирюсь с тем, что, несмотря на недостатки, донес свое представление о Пушкине.

Надеюсь, что эта первая серьезная живописная работа прорвет, наконец, кольцо постоянных материальных забот и поисков случайных заработков и даст возможность обеспечить себя профессиональной, творческой живописной работой. Перед Рад-ловым у меня был член художественного совета от Комитета по делам искусств. Посмотрев работу, он сказал, что доложит о ней Совету, который сможет дать мне заказ на уже начатую мной тему.

Он выразил уверенность, что Совет пойдет на это, так как сам он видит в работе многое, заслуживающее внимания.

МАРК. 14 марта 1937 г. ...Сегодня выяснилось, что за портретом приедут завтра либо послезавтра.

15/Ш 37 г. «Завтра» — это сегодня. Никто не приезжал. Меня предупредили об этом (что может не быть машины). Получили Ваше письмо к Наде. Она мне его прочла. Впечатление у меня от Вашего письма большое. Вы просите Надю сообщить Вам отзывы о моей работе Н. Н. Чернова, Андрея, Анания и матери.

Предоставила она мне это потому, что я лучше об этом знаю.

Ананий критиковал работу со стороны колорита. Не понравилась, по-моему, ему работа. С очень многими его замеча

226

ВОСПОМИНАНИЯ

ниями я вполне согласен, видя в целом ряде моментов колоритные недостатки. Он считает, что я сделал «колоссальный» шаг вперед в колорите со времени моего автопортрета. В чем сущность этого шага, я так и не понял из его критики. Думаю, что подобное утверждение сделано из известного чувства.

В отношении рисунка — отзыв его хороший. Композиции — еще лучший. Главное в колорите до него не дошло: колорит как один (главный) из элементов живописного произведения диктуется образом, а он, говоря о нем, отделил его от образа Пушкина. Получилась абстрактная критика... Сам «Пушкин» ему «очень» понравился. (Пути господни неисповедимы...)

Я сам вижу уйму ошибок (надо полагать, что их еще больше, чем я вижу), но Ананий акцентировал не главные недостатки, как я это понимаю... Живое, непосредственное в его (положительных) высказываниях было вот что: в Пушкине Ананий чувствовал что-то «обезьянье», и у меня в портрете он увидел эту ему представляющуюся черту в той мере, переступить которую было бы карикатурой на Пушкина, а дать ее меньше, чем у меня — значит не видеть этой черты в нем... Указал на мою «настойчивость» в работе...

Критика Н. Н. Чернова: «Живопись, Марк, чужда какому-либо содержанию... Живопись не знает, что такое «изобразительное искусство», это люди решили для посторонних целей использовать ее... Ваш портрет Пушкина — психологический портрет. Это — дело литературы. Видна Ваша работа над ликом Пушкина, но лик этот надо было искать не в маске Пушкина, а в букете роз... В букете Вы гораздо больше увидите жажду жить и невозможность жить, а это то, что Вам нужно сказать о Пушкине, Вы встали на путь Иванова, который своим «Явлением Христа народу» убил в себе живописца, не поняв природу живописи. Живопись есть стихия цвета... Краска как материал и холст как материал не терпит объемной формы. Они должны стать в результате обработки мастера-живописца эмоционально-чувственной поверхностью, дающей наслаждение глазу... и т. д. и т. д. и т. д.

В заключение: «...конечно, в наше время, время непонимания природы искусства такое произведение, как Ваше — нужно «им»...»

Я хорошо знаю Н. Н-ча, и для меня не составляет труда более или менее точно передать его отзыв. В данном случае я не импровизировал.

Я, В. Сперанская

227

Никогда не слышал высказываний Андрея.

Мать. Считает портрет «очень убедительным». Себя же считает «некомпетентной в этих вопросах» и, узнав о Вашей просьбе написать отзыв (и ее отзыв), просила меня не писать, так как ей самой непонятно свое отношение к вещи. Пишу же я потому об ее отношении (беру на себя смелость подобного утверждения), что ее отношение мне представляется ясным. Дело в том, что ей не нравится на портрете сама техника письма (лессировка) и какая-то тусклость красок. В отношении последнего я с ней согласен, но «сие от меня не зависит», так как писал отечественными красками. Лессировками я добивался устойчивости цвета и все время имел в виду это качество. В процессе работы моей говорила, что в лице много пессимистичности, а под конец как-то по-своему поняла (и, кажется, верно) его состояние и согласилась с ним. Просила меня Вам написать, что А. Мгебров дал точно такую же оценку портрету, что и Вы. (Мгебровская оценка — «Пушкин в это время не мог быть иным».)

НАДЯ. 17 марта 1937 г. ...Ну, сегодня, наконец, портрет отправлен на выставку. За сегодняшний день пришлось переволноваться и утомиться едва ли не больше, чем за весь предыдущий месяц.

Изложу по порядку. Утром, когда мы еще сидели за первым завтраком, приехал из Ленинграда из Общества пушкинистов молодой пушкинист (фамилии уже не помню) на легковой машине за холстом. Марк только руками всплеснул и, схватив метр, побежал измерять машину, но о погрузке в нее портрета не могло быть и речи, рама 150x185 см необычайно массивная. Оба приуныли и поехали на почту звонить в город по телефону, чтобы выслали грузовик. Но им ответили, что грузовика сейчас достать невозможно и чтобы они попытались раздобыть его в Пушкине. На почте оказался грузовик, но шофер выходной, вернется часа в 2 и тогда его немедленно пришлют к нам.

Однако решили, что нет гарантий прибытия этого шофера, и вышли на шоссе (за квартал от нас), ведущее в Ленинград, по которому все время снуют машины, в надежде поймать порожняк, идущий в город и заинтересованный в несложном заработке. Наконец какой-то военный обещал приехать к нам в 4 часа, когда повезет в Ленинград какие-то валенки.

Вернулись они домой, потолковали о выставочных делах, пушкинист сказал, что ему необходимо сегодня доставить ра

228

ВОСПОМИНАНИЯ

боту Марка, т. к. 20/Ш на выставке будут представители прессы, наиболее интересные работы должны быть сфотографированы и опубликованы, должны появиться статьи.

Покормила я их. Проходит 2, 3 часа, встревоженные, они снова выходят на шоссе. В это время приходит шофер с почты. Я бегу на шоссе, встречаю пареньков, зову их срочно домой.

Шофер говорит, что почта берет за машину в час 20 руб., да и он хотел бы заработать 20 руб. Начинают высчитывать, за сколько времени можно съездить в город, выясняется, что не менее двух с половиной часов с погрузкой и разгрузкой. Итого 70 руб. Пушкинист не располагает таким капиталом, и Пушкинское о[бщест]во не имеет таких средств. Долго они судят-рядят и наконец, прощаются с шофером скрепя сердце. А так как уже 4.30 минут — снова идут на шоссе. Через несколько минут является военный с машиной. Я прошу его подождать, а сама бегу на шоссе. Парней моих нет нигде. Побегав туда-сюда, я, расстроенная, возвращаюсь к дому, совершенно уверенная, что военный не согласится ждать. Однако он очень приветлив и спрашивает только, не украдут ли валенки во дворе, если поставить туда машину, пока он и шофер обогреются и выпьют немного. Я с радостью соглашаюсь, обещаю им закуску и хлеб, бутылка у них с собой.

Только они собираются ввести машину во двор, как появляются Марк и пушкинист, ведя грузовую машину. После коротких объяснений эта машина уезжает, военный с шофером благополучно водружаются у меня в комнате, пушкинист на улице сторожит валенки, Марк кончает упаковку картины, я угощаю, чем могу, нежданных гостей.

Наконец около 7-ми часов погрузили машину и уехали. Я легла отдохнуть, так как устала до самой последней, невыразимой степени.

Марк вернулся поздно, тоже адски утомленный, но очень удовлетворенный — портрет повесили в прекрасном месте, исключительно выгодно по отношению к свету как дневному, так и электрическому. Кроме того, холст, громоздкий в его маленькой комнатушке, там — в просторном помещении сжимается, концентрируется, чрезвычайно выигрывает при рассмотрении с большого расстояния.

О дальнейшем напишу незамедлительно.

НАДЯ. 19 марта 1937 г. ...Хочу написать тебе немного о Марке. Каждый шаг его на творческом пути сближает нас все

Н. В, Сперанская

229

больше. Каждой мыслью своей он делится со мной, и замыслы его вырастают у меня на глазах, меняются, развиваются, начинают воплощаться или, как теперь Пушкин, завершаются. Одно время обдумывал портрет Верхарна, не имея однако в виду приступить к нему немедленно. Сейчас он думает о большом холсте многофигурной композиции на тему «Военный совет». Он давно уже задумал писать на современную тему и именно на военную. Писала ли я тебе, что летом была в лагере ОСОАВИАХИМа? Один раз я приезжала из лагеря домой на выходной день. Военная гимнастерка оказалась мне так к лицу, и была я в ней так «женственно-мужественна» на взгляд Марка, что он решил писать мой портрет в военной форме, а потом решил сделать меня центральной фигурой картины. Очень много думает об этом образе. Страшно рад был, найдя у Пушкина в стихотворении «Выздоровление» образ женщины-воина, величественный и лирический. Замысел психологический — изображается оперативное совещание группы командиров на каком-то участке фронта, принимающее решение для немедленного его боевого осуществления.

Идея картины — Красная Армия — оплот мирового гуманизма. Трудно рассказать об этом в немногих словах. Со мной Марк делится этими мыслями постоянно то о композиции, то о свете, то о психологическом замысле. Сейчас вопрос стоит так, что если Союз художников обеспечит для этой работы контракт (на основании отзыва Совета о Пушкине), то Марк целиком посвятит себя ей. Если же нет, то — будет ли куплен Пушкин, чтобы обеспечить примерно год его работы. Если же ни то, ни другое — придется вести работу очень медленно, отдавая время и силы побочным заработкам. Пока это не ясно, но я очень надеюсь на один из первых двух вариантов. Очень уж тяжело (да еще с Ванькой) перебиваться от одной моей получки до другой с крайне несистематическими подкреплениями от Марка за счет кино или праздничных «халтур», что идет, обычно, на квартиру, обмундирование, срочные расходы. А еще тяжелее видеть, как Марк постоянно озабочен этим, как ни минуты почти не может совершенно спокойно, беззаботно работать, отдаваться своему замыслу.

...О замыслах своих Марк ни с кем не говорит и всегда осуждает художников, распространяющихся о предполагаемых работах. Он считает, что о работе можно говорить только тогда, когда она сделана, до этого же все разговоры о «твор

230

ВОСПОМИНАНИЯ

ческих замыслах» до отвращения напоминают ему болтовню и хвастовство,

МАРК. 1 апреля 1937 г. ...Дела мои выглядят так (по порядку): После того как работу мою отправили на выставку, ее смотрел специально выделенный для этого человек от «Ленизо» (художественного объединения), который дал (уж слишком) хороший отзыв о ней, представив меня художественному совету, как «серьезного мастера». Во время осмотра же он спросил меня, чем я думаю заняться сейчас. Я поделился с ним своими мыслями о композиции на военную тему. То, что я ему говорил, ничего общего не имеет с тем замыслом, о котором я Вам писал (с Надей в центре). Это в результате намека его на то, что работу «необходимо» написать к сентябрю, чтобы она могла быть выставлена на выставке «XX лет Октября». Дать согласие, имея в виду известную Вам мысль — я не мог, конечно. Но у меня была другая мысль, без «психологических глубин», и я поделился ею. Сводится она вот к чему: написать небольшую композицию — «Летчики перед полетом». У нас в Детском находится Ленинградская авиабаза, что в значительной мере подсказало мне эту мысль. Тем охотнее за нее взялся, что она даст в известном смысле отдых или передышку от психологического образа. Представитель Ленизо ухватился за эту идею (это происходило 26/III) и предложил мне к 29/Ш 37 г. представить «предэскиз», который, в случае хорошей оценки худож. совета, должен будет мной разрабатываться в эскиз... Три дня сроку... Нет — два дня, так как разговор происходил в конце дня... Худож. совет должен был состояться 29/Ш.

Мне показалось невероятным, что за эти 2 дня я должен буду еще добывать кожанку для натуры и то, что получится, представить на рассмотрение ленинградской профессуры. Высказал свои сомнения, но был успокоен тем, что решение пред-эскиза может не носить характера отдельной вещи...

Была — не была: согласился.

Юра был командирован к Андрею за кожанкой, и на следующий день с утра Юра представлял из себя манекен в пилотке (в которой я хожу), в кожанке, с портупеей через плечо, а вместо бурок или краг были применены веревочки... они стягивали штанину на его ноге у ступни и под коленкой. Общий вид был довольно-таки забавный. Юра был мною предупрежден, что в силу сложившихся обстоятельств он будет позировать, а

Я. В. Сперанская

231

я рисовать — до потери сознания. К счастью, никто не валялся без сознания, т. к. я делал эти наброски быстро.

Сделал А наброска по задуманной композиции, но без компоновки, выяснив их будущие взаимоотношения. На следующий день мне предстояло эти фигуры «завязать» композиционно. Помешало одно сволочное обстоятельство: пошла кровь из носа. Надо же! Все меры были приняты — от полумер до кардинальных (мордой под кран). «Истекал кровью» с 10-ти утра до половины первого. Потом немного кружилась голова, потом решил, что мне всего не сделать в оставшееся время. Стало быть, так нести.

До начала худ. совета показал «представителю», и он посоветовал показывать. На совете он доложил о своем просмотре моей работы на выставке и, дав отзыв о ней, упомянул, что и Н. Э. Радлов (он председательствовал) тоже видел ее на выставке. Тогда Н. Э. Радлов поправил его, сказав, что он специально ездил в Детское для просмотра работы. Это, видимо, произвело (неожиданное) впечатление на совет. Мне предложено приступить к работе над эскизом и даже составлено «отношение» в Пушкинскую авиачасть с просьбой от Союза художников предоставить мне возможность работать над необходимым типажом и над зарисовками на аэродроме.

Сегодня я ездил в Союз за этой бумагой, и мне предложили следующие условия: в случае утверждения эскиза — 750 руб. единовременного аванса и 1 ООО руб. в месяц. Щедрость эта и понятна: все деньги вычтутся из той суммы, какую дадут за вещь. Спросили, сколько мне необходимо монет для приобретения материалов. Я назвал 350 р. Директор объединения просил выписать для меня 500 р. Трогательно, а главное, бумажку в авиачасть дали. Договоренность в авиачасти у меня уже есть, но не хватало этой проклятой бумажки.

Теперь ход открыт. Не осрамиться бы. Постараюсь эскизы и фрагменты к ним делать быстро. Если в авиачасти все будет хорошо, то работа пойдет быстрым темпом. Так мне кажется, и хочется этого. Завтра пойду в авиачасть.

5/IV пушкинистами будут обсуждаться работы, представленные на выставке. То, что меня будут крыть — в этом нет у меня сомнений. В газетах я не встречал никаких отзывов о работах на этой выставке.

Когда «представитель» осматривал работу, то люди, имеющие отношение к этой выставке, прочли нам отзыв о моей

232

ВОСПОМИНАНИЯ

работе, написанный экскурсией педагогов ИЗО (выставка в Доме учителя) архихвалебного содержания. А один отзыв представляет из себя образец лаконичности: «Необходимо создать общество по спасению Пушкина от Чаусовского». Остальные отзывы положительные.

Еще о работе. Мне предложено до 25/V сдать эскиз. Постараюсь сделать это к 29/IV, об этом выше забыл упомянуть.

НАДЯ. 1 апреля 1937 г. ...Дела Марка идут прекрасно, он тебе о них писал. Срок представления Марком эскизов на худ. совет — 19/V, после чего он получит регулярное обеспечение, я не сомневаюсь, что эскизы его будут приняты (о чем он категорически запрещает мне говорить и очень сердится за мою уверенность).

МАРК. 10 апреля 1937 г. ...Один из устроителей Всесоюзной Пушкинской выставки в Москве Н. П. Ааиферов на днях был у меня и просил послать фото моей работы в Москву в выставочный Комитет, возглавляемый А. Эфрос[ом] и И. Грабарем. Думаю, что из этого дела ничего путного не выйдет, т. к. у этой публики есть непостижимая точка зрения на искусство нашей эпохи.

Обсуждение работ, выставленных на Пушкинской выставке пушкинистами и художниками, назначено на 17/IV. О результатах сообщу.

МАРК. 13 апреля 1937 г. ...Добился от военно-воздушного начальства права на работу в условиях военного аэродрома. Возможно, что местное начальство (авиачасть) будет всячески мешать работать. Это видно хотя бы из того, что нач[альни]к политотдела, сохраняя тон подчиненного, так разговаривал с нач[альни]ком военно-воздушных сил ЛВО (первый — Богачев, второй — Кропачев):

Б. — Мне бы очень не хотелось, чтобы эта работа была проведена в моей части по мотивам, Вам известным.

К. — Мало ли чего нам очень не хочется — нужно художнику предоставить возможность эту работу сделать.

Б. — У нас засекречены машины и люди.

К. — Всюду засекречены.

Б. — Но ведь можно художнику работать в соседней с нами части, там все-таки не так.

К. — Аэродром у вас общий. (Обращаясь ко мне: итак, свяжитесь с тов. Б., согласовывайте с ним и приступайте к работе.)

Н. В. Сперанская

233

Б. — Но я не могу ему дать работать сейчас! К. — Так через 10 дней дайте ему возможность приступить к работе.

Результат моих хлопот, как видите, очень сомнительный. Он есть, но... Сами можете судить о положении моих дел в смысле «напористой» творческой работы.

НАДЯ. 17 апреля 1937 г. ...Несколько часов назад я вернулась из роддома с сыном. Ладка необычайно нежна. Я очень счастлива. Марк совсем одурел от восторга. От Яки получила поздравительную телеграмму следующего содержания: «Горячо поздравляю, дорогие мои, и Вас, и особенно мальчика, так блестяще сумевшего выбрать родных, родину, время. Хочу видеть вас и скоро увижу».

МАРК. 21 апреля 1937 г. ...Вы уж простите меня, Владимир Николаевич, что несвоевременно сообщаю Вам об обсуждении выставки (было 17/IV). Итак, об обсуждении.

Прежде всего о составе собравшихся на обсуждение. Из пушкинистов я не знаю никого по фамилии, но было их там много. Было много представленных на выставке художников. Из журналистов был Ромм. Президиум состоял из двух пушкинистов, художника Павлова, представленного на выставке, и Ромма. Председательствовал, кажется, Оксенов — ученый секретарь Пушкинского общества.

После вступительного слова председателя слово было предоставлено Ромму. Он начал с того, что журналисты в своей практике применяют следующий метод — по прочтении статьи стараются забыть имя автора, каким бы оглушительным именем он ни обладал, и если статья не осталась в памяти целиком, то тот журналист не ошибается, кто такую статью бросит в корзинку... Признавая этот метод жестоким, он не могшему отказать в правильности. Будучи смолоду и до своих 52 лет журналистом, он ни разу не отказывался от этого правила. Уподобив выставку журнальным материалам, ему пришлось загрузить корзинку, оставив на столе одну вещь — мой портрет.

Это заявление вызвало «рябь» в зале. Что мне понравилось в его выступлении, это верно понятая мысль портрета. В последующих хвалебных выступлениях это не совсем чувствовалось.

Выступила пушкинистка (организатор выставки) с несколько, я бы сказал, истерической речью о том, что «художникам надо работать так над образом, как работает Чаусовский, дерзать нужно так, как дерзает тот же Чаусовский».

234

ВОСПОМИНАНИЯ

Слово предоставлено было мне для того, чтобы я рассказал о работе над образом. Выступил и говорил только о работе без единого интерпретирующего слова.

Следующее выступление было тоже хвалебное, а дальше уже пошло вперемежку с «контрой», утверждавшей, что в Пушкина я вложил много своих черт (личных — портретных), что это сходство со мной вряд ли на пользу портрету и т. д.

Во всяком случае — от «контры» я ожидал более тяжелых наскоков, чем эти. Интересно: если бы мне нужно было выступить, то какие бы другие мотивы появились к отрицательной критике портрета?

Найти со мной большое сходство портрета — это то, чего я никак не мог предвидеть.

Больше всех меня удивил председатель, который взял на себя труд подытожить все высказывания. Наговорив всяких лестностей в мой адрес («Эта работа делает честь нашей выставке», «С удовлетворением отмечаем, что работа сама по себе так остро дискуссируется»), он стал излагать свою точку зрения. Выходит так, что я «своей задачей поставил бросить вызов академической школе» (?), что «в решении формы» я «пошел по пути... натурализма и эстетства»...(?). Кончил он тем, что «необходимо расширить базу» обсуждения моей работы, что «эта работа должна быть предметом отдельного обсуждения».

А после был концерт. Вот и все.

Сейчас много работаю над «Летчиками» с натуры. Завтра с утра иду на аэродром писать самолет. Завтра — день командирской учебы, и летчики позировать не смогут. Подготовка к 1 мая оторвет их от моего дела. Буду это время работать над самолетом и пейзажем.

Пока все.

НАДЯ. 5 мая 1937 г. ...У нас чудная весна, сады и парки как будто покрыты кружевной зеленой накидкой. Немое восхищение охватывает на каждом шагу, куда ни глянешь.

Марк все время работает в авиачасти, но, хотя проводит там целые дни, слишком много времени пропадает даром: то натура его улетает, то на аэродроме такой ветер, что срывает и уносит холст, и масса других задержек. Однако он упорно хочет закончить эскизную работу к 19/V — к заседанию художественного совета.

Н. В. Сперанская

235

НАДЯ. 28 мая 1937 г. ...Дела Марка обстоят так. 21/V Пушкина просматривал Совет ЛенИЗО (орган Союза художников, занимающийся приобретением работ, изданием их, словом — коммерческий отдел Союза). Совет из отборнейших авторитетов. Впечатление очень хорошее. Совет постановил вынести эту работу на обсуждение расширенного Совета при Ленсовете. (Это — Совет, занимающийся творческими вопросами, организацией выставок и т. п. Этот именно Совет должен утверждать эскиз Марка.)

Весь Совет 29/V будет посвящен только этой работе как единственной из всех пушкинских работ как на московской, так и на ленинградской выставках. Но сегодня Марк ездил в город и оказалось, что, в связи с перевыборами как союзных, так и партийных органов, Совет откладывается на неопределенное время. Марк на все махнул рукой, заказал подрамник 200x266 см и подыскивает на лето помещение для работы, так как его комната мала для такого холста (14 мг). В процессе работы над эскизом замысел его изменился. Первоначально предполагалась жанровая сцена — группа летчиков перед полетом. Сейчас же фигуры летчиков по своей мощи, монументальности — переросли жанровый бытовой характер, стали героическими, эпическими. В этом направлении Марк и хочет разрабатывать картину, небо, тучи, землю, сами фигуры, дать «современных богатырей». Работу предвкушает с наслаждением. Эскиз прекрасен, но Марк страшно прибедняется, говорит, что это ужас, убожество и на грош не соответствует его замыслу.

МАРК. 3 июня 1937 г. ...Назрела масса вопросов к Вам в связи с замыслом картины психологического характера. «Перед полетом» композиция не психологическая. Мне хочется после Пушкина несколько отдохнуть от этих «глубин» с тем, чтобы вновь взяться за психологическую вещь, по поводу которой у меня уже назрели вопросы к Вам.

Надя немного писала Вам о «Датчиках». Сейчас я уже приготовил для них полотно размером 2 м х 2 м 66 см. Думалось все время, что для работы над таким полотном потребуется большее помещение, чем у меня, и более светлое. Мне было сказано в ЛОССХе, что найденное мною помещение для работы над «Летчиками» они будут оплачивать. Такое помещение в Детском и подыскал, но... передумал: решил писать в своей комнате, несмотря на всяческие отсюда трудности. Мне кажется необходимым иметь вещь, над которой работаешь, все время

236

ВОСПОМИНАНИЯ

у себя перед глазами или за занавесом, чтобы в любой момент можно было бы ее видеть, работать над ней. Если работа будет находиться где-то, кроме жилья, то это уже плохо. Конечно, речь идет не о всякой работе, а о работе, в которой искомый образ находит свое выражение в самом процессе работы.

На эту композицию смотрю как на вещь, которой должен сделать шаг вперед как живописец. Если этого движения не будет, то нельзя браться за психологическую вещь, которую задумал делать после этой работы.

Мысль «Летчиков» претерпела эволюцию: сначала задумал их в плане жанровой вещи, а переросла еще ненаписанная вещь в эпическую. Отсюда недоразумение с эскизом. Эскиз я не показывал худож. совету, и было бы хорошо его не показывать. В авиачасти, где я подбирал типажи, просмотрел почти 1 500 человек, из которых выбрал четверых. Стоящие ребята. Ясна цель — дать образ летчиков, для которых проявление героизма является делом обычным, будничным, их «профессией» в некотором роде. «Богатырями современности» должны быть мои летчики. Вот и весь сказ о них.

Художник Платунов (старик) этот эскиз видел, растрогался и обещал мне загрунтовать холст по известному ему рецепту. Рецепт он мне давал, и я его уже проверял на холстах — замечательный грунт. Платунов же грунтует, как пожилой бог с большим производственным стажем. Числа 5/VI он приедет ко мне. Он будет с моей помощью грунтовать, а мне — учеба.

Сегодня случайно встретился с проф. Л. Р. Коганом (о котором Вам уже писал в связи с работой над Пушкиным). Дня 4 назад я был в Л[енингра]де по делу и видел его проезжающим в трамвае. Увидав меня, он, улыбаясь, мне зааплодировал. Сегодня он мне объяснил, в чем дело: на днях он, возвратившись из дальней командировки, успел услышать в Ленинграде толки о моей работе (мне как-то неловко было расспрашивать его об этом, сам он не называл фамилий). Поздравлял меня с тем, что «даже те, кто обрушивался на работу с резкой критикой, вынуждены ее хвалить». Говорил об остроте положительной и «нападающей» критики и что все, вместе взятое, не случайно. Сам он горячо поздравил меня.

Пушкинское общество, на котором было обсуждение выставки, решило преподнести мне высказывания выступавших о моем портрете. Они мне показали и протокол обсуждения моего портрета.

Н. В. Сперанская

237

ОБСУЖДЕНИЕ портрета А. С. Пушкина работы М. Р. Чаусовского

Работа т. Чаусовского вызвала оживленный обмен мнениями на обсуждении выставки Пушкинского общества в доме Учителя 17/IV 1937 г. При этом наметились две противоположные линии оценки этого произведения.

Одни из выступавших (В. Ф. Широкий, 3. А. Петрова) указывали на то, что в работе над портретом Пушкина художник должен опираться на существующие «канонические» изображения поэта (Кипренский, Тропинин), а не вносить свое толкование образа Пушкина, как это пытается делать т. Чаусовский. По мнению некоторых выступавших, работа т. Чаусовского страдает условностью метода и не соответствует принципам социалистического реализма.

М. И. Соломонов высказал мнение, что при работе над образом Пушкина художник должен консультироваться «не с Тропининым и Кипренским, а в первую очередь с самим собой».

В ряде выступлений был отмечен значительный интерес, представленный работой т. Чаусовского. «Эта работа наиболее запоминается, в ней есть новая мысль», «перерастание портретных рамок в картину большого психологического напряжения» (Г. М. Ромм), это «вещь внутренне пережитая — редкий случай в портретах Пушкина» (И. А Боричевский), «здесь видно творческое дерзание, которое было свойственно и Тропинину, и Кипренскому, создавшим также свой образ Пушкина» (Н. В. Кузнецова).

Некоторые товарищи отметили автопортретные черты в работе Чаусовского.

Председатель собрания И. А. Оксенов в заключительном слове, подводя итоги обсуждения выставки, отметил оживленные споры, вызванные работой т. Чаусовского, и провел параллель между этим произведением как своеобразной реакцией против академизма в пушкинской иконографии и работой русских художников «передвижников».

Наибольший упрек, который можно сделать т. Чаусовско-му, — это упрек в натурализме, приводящем к своеобразному эстетизму. Тем не менее работа т. Чаусовского остается крайне интересной работой, заслуживающей широкого обсуждения даже в том случае, если правда художественная в ней не вполне совпадает с правдой исторической.

Ученый секретарь Пушкинского общества И. А. ОКСЕНОВ